— ворошиловский стрелок, с соответствующим значком, да на такой груди! ей очень бы не помешал.

Привлекли его внимание несколько пареньков, лет по пятнадцать-шестнадцать. Держались они несколько на особицу, и практически не общались с другими. И между собой они разговаривали короткими отрывистыми фразами. Очень серьезные подростки.

— А это кто? — спросил он у одной из девушек.

Она проследила за его взглядом:

— А-а-а… это «шестаковцы». Не обращай внимания, они всегда так себя ведут. В серьезность все играют.

Косову стало интересно, кто же такие, эти — «шестаковцы». Из рассказа понял, что есть в Красно-Сибирске такая спецшкола — им. ГСС Шестакова, который и был ее основателем и первым директором.

— Сам он погиб в тридцать первом, на КВЖД. А школа сейчас специализируется на подготовке к службе в Погранвойсках. Вот они — такие! Целеустремленные, серьезные, даже чересчур серьезные, — хмыкнула девушка, — ну и другие для них… не то, что пустое место, но… не ровня им. Они нацелены на служение, а мы — так, погулять вышли. Прожигатели жизни мы, вот!

Интересно! В прежней жизни Елизаров слушал, что были такие спецшколы — артиллерийские, военно-морские, какие-то еще. Но вот так — столкнуться с учениками таких школ, не ожидал.

— А разве у них в школе нет стрелкового кружка, если она такая… специализированная?

— Есть! Но там они сдают только на первую степень, а вот за второй — приходят сюда!

Поболтать еще с компанией он не отказался бы, но перерыв есть перерыв. Дальше снова — внимание к словам инструктора, конспектирование, зачерчивание таблиц.

После занятий они вновь немного пообщались с новыми знакомыми, уже стоя на улице, возле ступеней Дома Красной армии, и распрощались до следующего занятия.

«Все-таки «упереться» с этой теорией в следующие две недели придется!».

На следующее утро, директор огорошил его новостью:

— Иван! Ты знаешь, что некоторые наши песни в филармонии записали и сейчас начали крутить на радио?

Косов полагал, что когда-нибудь это случится, но за суетой повседневности, умудрился забыть.

«Слава настигла его неожиданно!»

Хотя какая слава? По словам Ильи, их серьезные песни несколько раз, с разбросом в месяц, прокрутили по местному радио. Кто-то из знакомых директора, сказал тому, что запрос на эти песни есть, они понравились и начальству и, судя по откликам, — людям, потому стоит ждать их дальнейшей раскрутки.

«А что мне от того? Деньги капать начнут интенсивней? Но сейчас меня эти деньги вообще не интересуют, и так имеющихся — не освоить. Не в загул же пускаться!».

— Иван! Ты что — не снимаешь деньги с книжки? Перечисления же туда идут! — Илья был удивлен.

— Знаешь, дружище, я как-то за всей этой суетой и учебой… и забыл об этом. Да и на что мне деньги? На еду мне и заплаты вполне хватает. Ты же знаешь, я многое из продуктов — вон, у Мироныча, или Якова покупаю. И качественнее у них — все же со своего хозяйства, да и денег они берут немного. Даже неудобно как-то, вроде как подкармливают меня за копейки какие-то.

Илья хмыкнул:

— Ну ты все же поинтересуйся. Там пока немного, но постепенно отчисления будут нарастать.

«Ага… у него же Тоня! Она хоть и не заядлая растратчица, не фифа какая-нибудь, но все же — женщина, а значит деньги Илье сейчас постоянно нужны. Да и, насколько я знаю, он и своим родителям помогает».

— А я как раз хотел тебе предложить несколько текстов. Мотив у меня, вроде бы, есть. А вот обработать все, на ноты положить… Я же все-таки Елизавете обещал песни для школы.

При упоминании учительницы музыки, директор чуть поморщился. Он в последнее время вообще стал как-то негативно относиться к общению Ивана с Лидией и Елизаветой. Нет, не то, чтобы он открыто высказывал претензии, или как-то пресекал их общение. Но, в очередной раз, застав Ивана за чаепитием с библиотекаршей и ее подругой, неявно выражал неудовольствие. Причем Илья не поминал рабочий режим или еще какую-нибудь производственную дисциплину. Косов решил, что Илья заботится о моральном облике женщин, который мог пострадать от общения с ним, личностью явно аморальной и распущенной.

Иногда Косов ловил себя на мысли, что его начинает раздражать такая… нарочитая «правильность» директора. Тот и раньше был не от мира сего, а со временем становится все большим ханжой.

«Или на него так Тоня действует? Хотя… те же занятия танцами она со мной продолжает. Правда в последнее время предпочитает, чтобы я танцевал с Лидией. Или — с Елизаветой».

Да, та как-то заскочила в гости к подруге, и застала их в разгар очередного урока. Была удивлена и обрадована, когда Лидия предложила подруге подменить ее, так как в библиотеку пришли посетители. А танцевала Лиза очень хорошо, не так правильно, как Тоня, но более зажигательно, чем Лидочка. Ивану была интересно с ней танцевать. Правда — и сложнее. Партнершей Лиза оказалась более требовательной, чем ее подруга.

— Давай на днях посмотрим, что ты написал. Сейчас времени совсем нет. И да, чуть было не забыл — надо съездить в филармонию, у них там какие-то вопросы по нашим песням, что-то еще подписать нужно или еще какая-то бюрократия. Ты выбери время, съезди, а потом и мне расскажешь, что и как, — Илья задумчиво потрепал свою шевелюру и направился наверх, в свой кабинет.

В филармонии, куда он заехал по пути из «Киносети», его направили в один из кабинетов. Там его встретил незнакомый мужчина средних лет, и представился фининспектором Якушевым, Петром Сергеевичем.

«Странно… фининспектор? Это же вроде бы… уже не филармония?».

Ответив на ряд вопросов по поводу своих песен, а также оформлению бумаг здесь в филармонии осенью, Иван стал догадываться, что что-то и как-то похоже их с Ильей… надурили. Потом Петр Сергеевич предложил ему пройти в кабинет к заместителю руководителя филармонии. Туда же подошли и вызванные инспектором бухгалтер и юрист учреждения.

Косов в этих разговорах ничего не понимал, только отвечал на задаваемые вопросы, да с удивлением поглядывал на краснеющего и потеющего бухгалтера, и на нервно курящего возле окна зама.

«Да и пусть их! Я здесь ни хрена не понимаю, но ничего предосудительного не делал. А как уж оформлены договоры, да бухгалтерские бумаги — мне и вовсе невдомек!».

Когда его отпустили, он вздохнул с облегчением — не привык он ко всей этой тягомотине! Даже в прошлой жизни, работая следователем, он как черт от ладана старался бежать от уголовных дел по экономическим преступлениям. Там, чтобы откопать хоть какие-то зерна истины, да